Книга Алексея Караковского “Рок-н-ролльный возраст” впервые вышла ещё в 2007 году, но сейчас автор готовит новое расширенное издание. Нетрудно догадаться, что в основном, это сочинение посвящено музыке и музыкантам. С любезного разрешения автора с сегодняшнего дня каждый вторник мы публикуем серию отрывков из этой книги, посвящённых неформальным путешествиям по России.
Начиная с лета 1996 года я стал ездить автостопом по России, оставляя записи нашей группы практически в каждом городе, где нам удалось побывать. Началось всё с поездки в дом отдыха «Лунёво» под Костромой, куда мы отправились летом 1996 года с Лизой и моим однокурсником Анджеем по путёвке, случайно купленной в профкоме университета. Просидев в Лунёво пару дней среди тяжело пьющих московских студентов различных вузов и местной гопоты, мы поняли, что умрём от скуки, и решили рвануть по соседним городам, первым из которых стала хорошо мне знакомая по воспоминаниям детства Кострома. Больше всего из тогдашней поездки в память врезалось огромное количество трясогузок, без сомнения, являвшихся подлинными хозяевами города, и гигантский памятник Ленину с протянутой рукой, являющийся, как мне показалось, идеальной позицией для снайпера. В 1996 году к ярким впечатлениям добавился городской рынок с огромной вывеской «КОСТРОМИЧИ — ИНДИВИДУАЛЫ». Как выяснилось позже, эта местная идиома обозначала торговцев-частников.
Прогулявшись по городу, в центре которого не было ни следа чего-либо неформального, мы отправились в знаменитый со времён польской оккупации Ипатьевский монастырь, где, как известно из гребенщиковской песни, «в Ипатьевской слободе по улицам водят коня» («Не пей вина, Гертруда»). Полазив вволю по стенам монастыря, мы уже решили вернуться обратно в город, как вдруг у ворот внезапно столкнулись с компанией из шести хиппи. Удивление обеих сторон было непередаваемым.
Выяснилось, что это питерская рок-группа «Оркестр Зачем» в составе Игоря Сальникова и Володи Жидовчица, а также их друзья. В Кострому они доехали автостопом по трассе Санкт-Петербург — Вологда, но затем попытались срезать дорогу через Пошехонье и там застряли, в результате чего написали песню под названием «Пошехонье-Володарск». Познакомившись с братьями по духу, мы немедленно пригласили их к себе в Лунёво, чтобы устроить вместе что-нибудь весёлое и музыкальное. Недолго думая, ребята согласились, и тогда через два дня, обнаглев сверх всякой меры, мы собрали в лесу на берегу Волги Фестиваль партизанской песни имени Ивана Сусанина «Meša Brades» (то бишь, по-латышски «Лесные братья»). Участников вместе со зрителями в старых добрых традициях минимализма было всего 22 человека (кроме самих музыкантов, это были студентки медицинского института, отдыхающие вместе с нами в Лунёво). Хитом «фестиваля» стала песня Игоря и Вовы «Мир лентяям», провозглашавшая, что «природа — не дура, а мы работой ей лишь мешаем».
Кто-то из питерцев записывал выступления на диктофон, но процессу постоянно мешали посторонние звуки, самым громким из которых был треск веток в костре. Флейтистка Лиза, игравшая свои партии за отсутствием флейты на второй гитаре, решила пошутить и спросила, почему так трещит усилитель. «Дрова, небось, опять сырые», — ответил звукооператор, гревшийся у костра. Любопытно, что «посев», брошенный в Лунёво дал всходы через много лет: в январе 2012 года (!) на наш концерт пришёл человек, впервые услышавший нас в Костроме, а потом разыскавший меня через Facebook. Как выяснилось, он долгое время располагал нашей кассетой, записанной самостоятельно на диктофон (но, видимо, не на «фестивале»), слушал её в машине, а потом, при продаже транспорта, забыл вытащить из кассетника. В итоге Паша Уткин стал одним из наиболее верных наших поклонников, ходившим почти на все концерты.
На следующий день мы отправились электричкой в старинный городок Галич. Первым впечатлением там для нас стала фигура привокзального Ленина, опирающаяся на коричневую бесформенную глыбу непонятного замысла. Ещё запомнилось, что здание педагогического училища находилось в бывшем женском монастыре. Берега Галичского озера оказались заросшими камышом и воды мы толком так и не увидели.
Обратной электрички в расписании не предполагалось, и поэтому оттуда мы поехали в Кострому автостопом. Это был первый выход на трассу в моей жизни, и сначала я, конечно, чувствовал себя неловко, но Лизина уверенность в успехе сделала своё дело. Лесовозы останавливались сравнительно охотно, и продвижение было быстрым. По дороге мы заехали в старинный старообрядческий город Судиславль, основанный ещё киевскими князьями, а потом, во время Смуты ставший убежищем для князя Михаила Романова — до сих пор, закрывая глаза, я вижу монастырь на вершине холма и дорогу. В конце концов, мы успели на последний теплоход до Лунёво, имеющий в этих краях не столько туристическое, сколько транспортное значение, приехав на базу до наступления ночи. После этого успеха я уже ничего не боялся и, не расставаясь ни на минуту со «стопником» (на жаргоне автостопщиков, атласом автомобильных дорог), целыми днями проектировал новые поездки по России.
Отдохнув пару дней и попрощавшись с питерцами, отправившимися домой, мы съездили на теплоходе в центр ювелирного промысла Красное-на-Волге, а потом осмелели настолько, что решили проехать по достаточно длинному маршруту: Кострома — Ярославль — Вологда — Буй — Кострома. По пути в Ярославль, пока Анджей ехал один, с ним произошёл забавный случай: из-за заграждения с надписью «Стой! Стреляют!» выкатился боевик с автоматом и бросился навстречу. Анджей уже прокручивал в голове все возможные неприятные сценарии, но солдат, оказывается, всего-навсего вышел, чтобы стрельнуть сигарету.
В Ярославле, устроившись с гитарой на площади возле театра Волкова (кстати, самого старого русского театра), мы быстро нашли местных неформалов и вписались у Ильи Никулина — спокойного и рассудительного человека, принадлежавшего к местной байкерской тусовке. Кроме этого, в Ярославле к нам присоединилась Лизина подружка, флейтистка группы «Навь» Ольга Багдасарова, которая с этого момента ехала в паре с Анджеем. Этот город, увиденный мной тем летом впервые, мне очень понравился, и потом я не раз пытался снова попасть в Ярославль.
На следующий день мы отправились в Вологду. Путь проходил через крохотный пристанционный городок Данилов, в котором, помимо прочего, нам встретился продуктовый магазин с весьма любопытным текстом на доске объявлений. Выглядел он буквально так: «Магазин № 20 обслуживает следующие ритуалы: 1) свадьбы; 2) похороны; 3) юбилеи; 4) золотая свадьба; 5) 55 лет для мужчин; 6) 60 лет для женщин; 7) 70 лет; 8) 80 лет».
В Вологде нам удалось разыскать неформальную тусовку, но не удалось найти вписку. Вечер был проведён в романтической обстановке на берегу реки Вологда у костра — в двух шагах от Кремля. Помню, что нас приглашали к себе реставраторы из Прилукского монастыря, но мы не хотели ехать за город, так как оттуда надо было ещё выбираться. Переночевав у каких-то Лизиных знакомых, мы отправились в Кострому через крохотную станцию Буй, единственной достопримечательностью которой оказалась мемориальная доска: «3 августа 1996 года завершена электрификация участка Свеча — Буй — Вологда — Череповец и открыто сквозное движение электровозов». До Лунёво мы доехали уже на следующий день, заночевав в Костроме у местных студентов. Кроме того, именно на этом участке трассы нам повстречалась деревня Сусанино, названная, как нетрудно понять, в честь Ивана Сусанина. Кстати, было очень забавно, что в Косторме благодаря произволу архитектора памятник герою стоит спиной к главной площади города, называемой в народе «Сковородкой», но зато лицом к Волге.
— Сусанин? Да его же все у нас знают. Вон, его пра-правнучка до сих пор здесь живёт. Хороший мужик был, непьющий, — спокойно рассказывал водитель лесовоза и было совершенно непонятно, шутит он или всерьёз.
Впоследствии выяснилось, что в Костромской области имеется немало удивительных явлений. Например, Маша Смирнова рассказала, что в городе Кологрив есть железнодорожный вокзал, но при этом железная дорога никогда не существовала: концессию на её строительство перехватили в начале века купцы из конкурирующего городка Мантурово, и железнодорожные рельсы легли на восемьдесят километров южнее. Впоследствии в здании «вокзала» — доме лесопромышленника Макарова — разместили городской краеведческий музей.
Когда путёвка закончилась, мы вернулись домой из Костромы также автостопом, вторично побывав в гостях у гостеприимного ярославца Ильи Никулина и погуляв по ростовскому Кремлю.
В ноябре 1997 года мы сыграли крохотный квартирник в Костроме, куда нас позвал клавишник “Происшествия” Макс Никитин, но поездка эта запомнилась не столько музыкой, сколько тяжёлыми погодными условиями на обратном пути, совершенно непригодными для автостопа. Впрочем, ему-то было хорошо: он ехал обратно автобусом. Но разве могли поступить так тривиально люди, знавшие каждый указатель на здешних трассах?
В результате к полудню мы стояли в снежной каше на обочине хорошо известной трассы и проклинали решимость, выгнавшую нас на дорогу. Машины упорно не хотели нас забирать, причём большая часть из них ещё издалека мигала поворотниками и уходила под табличку «Учхоз «Костромской». Но вот, кажется, показалась она, наша машина… так-так… вроде прямо… ну вот, опять ушла влево. Дьявол!
— Не успеешь на него руку поднять, а он уже подмигивает, — всё ещё жизнерадостно резюмировала Лиза.
Через полчаса нам улыбнулась удача: остановился автобус с надписью «Ярославль», согласившийся бесплатно подвезти. Но едва мы разговорились с водителем, как вдруг пришлось резко останавливаться: что-то произошло с двигателем. Не став ожидать починки, мы выскочили на дорогу и снова стали стопить. На фоне ремонтировавшегося автобуса, должно быть, это смотрелось эффектно…
Как ни странно, следующая машина, подхватившая нас (она шла из Нижнего Новгорода в Ростов) тоже сломалась, и тоже быстро — прямо у посёлка Лихообразово. Нам снова пришлось энергично размахивать руками, и на этот раз перед нами остановилась «шестёрка», ведомая в Ярославль двумя подчёркнуто тактичными немолодыми людьми.
— У нас славная машина, — сказал один из них, сидевший за рулём, — развивает скорость — во! Хотите, покажу?
— Да нет, не надо.
— А я всё равно покажу!
В этот момент, ещё не успев ничего сделать, он как бы не нарочно проехал по какой-то железке, лежащей едва ли не на встречной полосе. Раздался страшный скрежет. Проведя машину по инерции ещё метров пятьдесят, водитель поспешно прижал машину к обочине. Они вышли оба, вместе с пассажиром, но ждать возвращения пришлось недолго. Мужики выглядели раздосадованными и молчаливыми.
— Ну, что, вчетвером стопить будем? — попыталась пошутить Лиза.
— Этот …, представляешь, глушак … сорвал …! — ответил пассажир.
Дальнейшая дорога до Ярославля сопровождалась почти самолётным рёвом двигателя и задушевными матерными рассуждениями хозяев машины о безвременной потере глушителя.
Мне не удавалось вернуться в Кострому целых семнадцать лет. За это время город изменился в лучшую сторону: гопники и совок остались в прошлом, и только Волга спустя годы казалась какой-то узкой (или это я вырос?). Ипатьевский монастырь запомнился, в основном, музейной экспозицией, посвящённой династии Романовых, чья родовая история была плотно связана с Костромой. Обращало на себя внимание то, что экскурсоводы были на редкость политкорректны в адрес монархической фамилии — так, словно им за это доплачивали.
Кроме самого города нам с женой хотелось объездить хотя бы какие-нибудь окрестности, чтобы пофотографировать и порисовать. Из всех вариантов я выбрал наугад маленький городок Нерехту — и не зря. Несмотря на пасмурную погоду, пролившуюся всё-таки мелким дождём, Вика изобразила акварельный пейзаж с храмом. Местный краеведческий музей, к нашему удивлению, располагался внутри той самой же церкви, и при этом неплохо с ней сосуществовал: путинская ультра-патриотическая духовность в экспозиции буквально зашкаливала, а какая-то женщина-туристка озабоченно расспрашивала музейских работников, как живётся простым костромичам, всё ли скупили москвичи, и есть ли здесь ненавистные гастарбайтеры.
Зато в другом здании того же музея нам попалась экспозиция, посвящённая местной уроженке Елизавете Дьяконовой — писательнице, получившей образование в Петербурге, водившей знакомство с Толстым и погибшей в 27 лет в Европе при совершенно неясных обстоятельствах. Падкий до трагичных историй, я разыскал единственную книгу Дьяконовой — автобиографию «Дневник русской женщины» — и погрузился в чтение. Писательница оказалсь совершенно неординарной, сильной личностью и очень поразила меня своим внутренним миром. Не знаю, смог ли бы я вообще узнать о её существовании, если бы не случайный заезд в Нерехту…
Фото: из архива автора, 1998 год. Группа “Происшествие”: Алексей Караковский, Лиза Кричевец, Вячеслав Жинжак.
Comments are closed