Книга Алексея Караковского “Рок-н-ролльный возраст” впервые вышла ещё в 2007 году, но сейчас автор готовит новое расширенное издание. Каждый вторник мы публикуем серию отрывков из этой книги, посвящённых неформальным путешествиям по миру. Очередная глава – про Псков.
Летом 1996 года мы с друзьями совершили довольно длинный автостопный бросок по Тверской области через Торжок и Осташков в Торопец. Двигаться дальше на юго-восток не было смысла: там начиналась граница с Белорусью, так что мы решили через рижскую и киевскую трассы добраться до Пскова, и уже оттуда, с заездом в Новгород Великий, по петербургской дороге вернуться домой.
На чём я только не ехал! В районе Великих Лук меня подвозили друг за другом три молоковоза. В Пустошке, на перекрёстке двух трасс я ехал километров двести с одесским бандитом, боящимся того, что он находится в иностранном государстве, где у него нет связей. Потом я трясся в закрытой кабине грузовика, угадывая маршрут, когда водитель впускал и высаживал очередных попутчиков или останавливался, чтобы купить ягод.
В Пскове нам повезло полазить с местными металлистами по башням Кремля; с ними же мы и заночевали. На следующий день, прогулявшись по Новгороду и попев песен с неформалами, мы поставили палатку у стен Юрьева монастыря, где местное население традиционно ловило рыбу. В этот раз, кроме рыбаков, на Волхове обретался катер речного училища, ради шутки время от времени освещавший берег огромным прожектором. Впрочем, нас это не смутило: это была первая ночь, когда мы нормально выспались.
Дорога от Новгорода до Москвы оказалась чертовски тяжёлой. Из-за позднего старта к вечеру я проехал всего сто километров и завис в одном из самых неудобных мест — городе Крестцы.
До сих пор не люблю вспоминать эту холмистую дорогу с массой поворотов, тесно прижавшиеся к обочине дома, ровный поток машин. После трёхчасового простоя я осознал, что меня окружают просто-напросто невезучие люди — те, которые не везут, и всё… После того, как я едва не рухнул на проезжую часть, рядом со мной остановился грузовик с неопределённо иностранными номерами. Не веря в своё счастье, я подлетел к водительской двери.
Иностранец в водителе узнавался с первого взгляда — по широченным шортам и майке с надписью на каком-то малопопулярном языке.
— Moscow? — по-деловому осведомился он.
— Moscow! — ответил я радостно.
— Маттиас, — представился водитель, — Голландия. Я хорошо говорю по-русски. Моя жена русская. Её зовут Лариса.
Изредка переходя на английский язык, я выяснил, что он собирается доехать до Москвы к четырём часам утра. Но после Валдая количество машин на трассе значительно увеличилось.
— Что-то случилось, — уверенно заявил Маттиас, и действительно вскоре наш грузовик попал в плотную колонну машин, столпившихся у единственной работающей полосы на ремонтируемом мосту. По сигналу светофора поток устремлялся на мост то к Москве, то в обратную сторону. Включив радиосвязь, Маттиас долго выяснял что-то на непонятном языке.
— Это колонна финнов, и они никого не пускают, — пояснил он, — Они бандиты и звери, но я сейчас им сказал их же словами, чтоб проваливали.
Улыбнувшись, голландец сдал немного назад и вдруг начал набирать скорость — прямо в направлении финнов. Водители, до этого беспорядочно курившие на обочине, влетели в кабины и стали отводить свои малотоннажные грузовики в сторону: всё-таки это очень страшно, когда на вас летит многотонная махина «Volvo» с двумя рефрижераторными прицепами и включённой сиреной… Замешкавшаяся на встречной легковушка замерла посередине моста, но Маттиас и не думал сбавлять скорость. Включив заднюю передачу, бедолага ретировался.
Вылетев с моста, Маттиас торжествующе пронёсся мимо встречной череды машин и, только будучи уверенным, что всё неприятное позади, предложил выпить кофе. Осуществили мы своё намерение в кафе близ Куженкино среди выясняющих отношения армянских бандитов. Чтобы не заснуть, Маттиас продолжал разглагольствовать:
— Ночью тяжело ехать. Большое мастерство нужно. Смотри, видел? Ничего не видел? Только что мы могли сбить человека. Это была девушка. Проститутка. Их много тут…
Спать хотелось непреодолимо. За окнами пронёсся поворот на Торжок, непривычно яркие огни Твери, неудобно лежащий вдоль трассы Клин, Солнечногорск, Зеленоград… До Москвы оставались считанные минуты.
— Надо ещё кофе, — решил Маттиас и свернул к деревне Чашниково. Зайдя в кафе, я бросил опасливый взгляд на четверых местных парней, скучающих за столиком в углу, и заказал два кофе.
— Эй, твоя машина? Дай покататься! — развязно обратился ко мне один из них.
— Машина не моя, водитель — иностранец. Думаю, он вас не поймёт.
Взяв свой кофе, Маттиас решительно подсел к ребятам.
— Плохо понимать русский, — включился в игру Маттиас, — немецкий знать, английский знать, финский знать, русский знать плохо. Очень плохо. А знаешь, как по-французски «галка»?
— Как?
— «Щука». А как по-фински «жопа»?
Примерно через сорок-пятьдесят иностранных слов кофе было выпито, а любопытство молодёжи удовлетворено.
— Нам пора, — сказал я, — срочный груз везём.
Забравшись в кабину, мы с Маттиасом уже было успокоились, но тут в окно требовательно постучали: один из парней протягивал бутылку кока-колы.
— Слышь, передай: это от нас, от чашниковской братвы! — сказал он.
На горизонте уже виднелись развязки московских автотрасс…
В 2009 году у меня возникла возможность поехать в заповедник «Пушкинские горы». Я уже побывал как-то там, когда учился в школе. Поездка больше всего запомнилась тем, что нас с приятелем повалили на землю и избили ногами одноклассники — как обычно, без причины. Возможности дать отпор у нас не было, и поэтому мы ударились в депрессию, написав по паре десятков жалобно-романтических стихотворений — к счастью, утерянных. В 2009 году всё тоже получилось нехорошо — переборщив с алкоголем и наломав немало дров, я с отвращением следил за тем, как продолжается поэтическая пьянка, и неизвестно, что мне снесло башню больше.
В самом Пскове я ощутил неописуемый ужас. Город, который мне нравился двенадцать лет назад, предстал теперь совершенно в другом свете: грязные старые здания, на улице явный переизбыток ВДВ — ничего удивительного, ведь в этом городе находится Псковская дивизия. На вокзале мне попался отдельный ларёк с порнографией (в Москве её старались всё-таки не светить в основной массе жёлтой прессы), причём внутри ларька был бессмысленно повешен образок — не для продажи, и то уже счастье. На улицах попадалось очень много уличной религиозной пропаганды, приляпанной как попало к ветхим рассыпающимся зданиям, редкие прохожие выглядели отупевшими и запуганными — особенно женщины. Меня, не говоря ни слова, дважды за день не пустили в храм, включая Святогорский монастырь с могилой Пушкина. Этот город словно был захвачен неприятелем, что подтверждала и местная топонимика — Рубилово, Пыталово, Дно… Уезжая из Пскова, я написал стихотворение о своих впечатлениях:
Длительная нищета остановила пульс.
Город врастает в Дно, состарившись до седин.
Многое повидав, я ничего не боюсь.
Всё, чего я не хочу — это остаться один.
Это не просто жизнь, это не просто смерть,
это тюрьма времён — ей и не быть иной.
Город, который не тонет, обязательно будет гореть,
наскоро оккупированный собственною страной.
Но одно дело я, а ведь многим было просто больше некуда идти, кроме РПЦ. Не могу не процитировать отца Павла (Адельгейма), псковского священника, диссидента, ставшего инвалидом в лагерях, и убитого религиозным фанатиком в 2013 году:
Естественная задача священника созидать духовную жизнь в приходе, проповедовать, организовать богослужение на церковных началах, подменяется. Угождая архиерею, настоятель надеется на «доходное место». Для этого не требуется образование, качество проповеди и служения, моральные принципы или подвижничество. Меня спрашивают: как остаёшься в РПЦ, если не согласен с происходящими в ней процессами? Куда идти? В этой церкви я крестился и прожил свою жизнь. В этой церкви стал священником и служил ей по совести 50 лет. Как священника этой церкви, меня посадили в тюрьму и там изувечили. В этой церкви служили люди, о которых с юности храню благодарную память. Я живу, где родился. Изменилась церковь. А я остался прежним…
Решение поехать с Викой Сушко на фестиваль Илья-премии в Пушкиногорье в 2013 году мне далось непросто. Но если прежде это место мне запоминалось со знаком «минус», теперь всё было по-другому.
Илья-премия предоставила нам только ночлег, так что и в ту, и в обратную сторону мы ехали обособленно от основной группы литераторов. Погуляв по Пскову, мы решили съездить в Печоры — время позволяло. Там как раз был большой церковный праздник, и монастырь украшали цветами. Фотографировать, в отличие от 2009 года, никто не запрещал, так что мы сделали множество красочных кадров.
По возвращению в Псков выяснилось, что мы не успели на последний автобус в Пушкиногорье, и теперь придётся ехать частично автобусом, частично чёрт знает как. Несмотря на то, что меньше всего хотелось возить свою жену автостопом, именно к этому способу передвижения мы и прибегли. Впрочем, машина остановилась быстро и довезла нас до самого места. За рулём был местный юрист, явно скучавший в северо-западной провинции.
О музее-заповеднике не очень хочется писать, потому что я вряд ли могу что-то добавить к туристическим путеводителям. Мы проводили время в праздности. Старались много ходить пешком по лесу. Встречали закаты, пытались вставать поближе к рассветам. Несколько раз ходили за грибами в озеру — однажды в такой поход с нами увязалась чья-то собака. Попробовали местных яблок — они оказались очень вкусными. Что касается презентаций «Контрабанды» и Илья-премии, то они прошли в ещё более тесном кругу, чем это обычно происходило в Москве, и особенно рассказать о них нечего.
На обратном пути из Пушкиногорья нам хотелось увидеть что-нибудь ещё интересное, и мы заехали в город Остров, в котором я никогда раньше не был, но написал о нём небольшой одноимённый рассказ, основываясь на фотографиях и рассказах знакомых. Мои представления о городе подтвердились. Основной достопримечательностью города были красивые цепные мосты, построенные в конце девятнадцатого века и чудом пережившие две войны. От крепости, вокруг которой когда-то был построен город, остались лишь обломки фундамента. Мы дошли до конца парка, разбитого в честь юбилея Острова, и сели у реки. На площади с другого берега было видно свадебный кортеж. В центре течения переминались с ноги на ногу флегматичные цапли. К автовокзалу мы поехали на такси, заплатив лишь чуть-чуть больше, чем стоила бы подобная поездка в московской маршрутке.
На то, чтобы ещё раз погулять по Пскову, оставалось несколько часов, и мы использовали их сполна. На этот раз нам удалось попасть в музей при библиотеке имени Каверина. Экспозиция была посвящена полярным экспедициям, мюзиклу «Норд-Ост» и смотрелась очень здорово. По не вполне ясной причине, было разрешено фотографировать только с одного ракурса — у штурвала в центре помещения. Я купил несколько научных изданий об истории Пскова и Вениамине Каверине, благодаря чему время в поезде прошло незаметно.
Фото: Алексей Караковский, Наталья Караковская и Дарья Верясова на концерте в Пушкиногорье, 2009. 2013, Алексей Караковский, Пушкиногорье. 2013, Алексей Караковский, город Остров.
Comments are closed