В длинных коридорах запутанных и пахнущих пылью автомобильно-ремонтных мастерских, спряталась одна маленькая комнатка. Переступая ее порог, ты попадаешь в сизоватое облако сигаретного дыма и душевных разговоров, взрывов смеха и искренности. Комнатку эту можно рассматривать бесконечно: на стенах – концертные афиши, тут – россыпь медиаторов, здесь – шахматы, там – какие-то мелочи, которые таят в себе что-то важное и личное. И обитает здесь группа «План Ломоносова». Журнал «Контрабанда» встретился с Александром Ильиным, Денисом Хромых и Алексеем Назаровым в их обители и, пока на репетицию подтягивались остальные участники группы, поговорил о грядущем шоу по их новому альбому «Облако в штанах» на стихи Маяковского, о музыке, о русском языке и Серебряном веке.
У вас все спрашивают: «Вот вы оставили другие группы, ради «Плана Ломоносова» и так далее». А как вы вообще все познакомились друг с другом, ведь это случилось гораздо раньше.
Денис Хромых: Мы не оставляли другие группы ради «Плана Ломоносова».
Александр Ильин: Я вообще раньше никогда в группе ни играл.
Алексей Назаров: Саша оставил свою бездеятельность и занялся музыкой.
Д.Х: Никто специально ничего не бросал, все само собой получилось. Просто были группы, в которых, например, я играл, и параллельно мы начали заниматься проектом «План Ломоносова». В 2010 году мы встретились, а в 2011 уже начали делать альбом. А встретились мы случайно, судьбоносно, в переходе метро, встретились взглядом и поняли, что…
А.И.: Да через общих знакомых просто познакомились.
Контрабанда: Все, развеял миф…
Д.Х.: Реально через общих знакомых встретились и начали репетировать.
А.И.: Судьба свела.
Д.Х.: Так что мы ничего специально не бросали. Все получилось спонтанно.
В некоторых группах коллектив музыкантов, который присутствовал с самого начала – остается неизменным. В других же – постоянная творческая текучка, если это явление можно так назвать. Как вы думаете, почему так происходит?
А.И.: По разным причинам. Оно как происходит, так и не происходит. Ключи к ответу – это люди. Только они могут рассказать, почему они уходят из групп.
Д.Х.: Я могу сказать про себя. Я три раза уходил.
А.И.: Вот это уже конструктивный разговор.
А.Н.: На самом деле, это частный случай – про музыку. Это можно отнести ко всему. К личной жизни, работе. Броуновское движение идет постоянно.
Д.Х.: На самом деле хочется, конечно, чтобы мы встретились и на века. А происходят всякие непонятные ситуации. В любом случае, если это крепкая дружба, то группа сохранится, а если нет, то развалится. Поэтому сожалеть о том, что кто-то ушел или пришел не стоит. Если люди уходят из группы, значит, им это не нужно. Остаются те, которым это нужно, которые что-то делают ради этого и верят в успех. Да даже успеха может не быть, им там просто прикольно. Почему это происходит? Это, я думаю, к психиатру надо обращаться. Человеческие личности очень сложные.
А.Н.: Нужен профессиональный анализ.
Д.Х.: Metallica, например, для того, чтобы не распасться, прибегала к психоанализу, даже фильм сняли об этом. И я считаю, что они все правильно сделали.
А.И.: У них там вообще принято, у американцев, к психиатрам ходить.
К.: По любому поводу.
Д.Х.: Да, а у нас, понимаешь, почему там происходит? Поехали в тур и тут начинаются всякие приключения: один хлюпает носом, второй – головой бьется, третий любит в три ночи встать и песни петь, четвертый – еще что-нибудь. И возникают дурацкие конфликты. По бытовухе обычно все происходит.
А.И.: Это уже потом все внутри разгоняется до масштабов греческих трагедий, а начинается все с упавшей ложки на пол…
А.Н.: …или незакрытой двери микроавтобуса…
А.И.: Принцип домино – и все и покатилось.
Д.Х.: Нелепо! Я по своему опыту скажу: я уходил три раза и все это были нелепые уходы. Я сейчас смотрю со стороны и понимаю, что это было помутнение сознания. Я не сожалею ни о чем, потому что это всегда приводило к более крутым вещам. Я думаю, это все-таки психология. Об этом даже книги пишут, о группах, когда кто-то откуда-то ушел, кто-то пришел, что группы воссоединяются, гоняют туры обновленным или золотым составом.
А.И.: Причем сколько ты этого дерьма не перечитаешь, ты все равно не сможешь предотвратить непредотвратимые вещи. Они все равно будут происходить не так, как описано в книгах. Все везде разное – погода, города, люди, папы, мамы, друзья. Все это совпадает и события развиваются по-особенному. И невозможно быть готовым к тому, что упадет ложка.
Д.Х.: На ногу кому-нибудь. На чистые светлые джинсы падает ложка с дегтем, прилипает к штанам и все, после этого группа распадается.
Из всех поэтов Серебряного века – именно Маяковский. Вы часто говорите, что он сегодня тоже актуален, но ведь и Есенин, и Блок, и Ахматова, и Гумилев и вся их компания – точно также актуальны. Чем же вас привлек Маяковский, помимо экспрессии и метафоричности? И почему именно «Облако в штанах»?
А.Н.: Потому что сто лет назад была закончена эта поэма и сейчас идет 2016 год. Шутка, конечно.
Д.Х.: Нет, почему же? Это реально было сто лет назад. В поэме говорится: «Грядет 16-й год», и мы выпустили наш альбом в 16-ом году. А писали его три года.
А.И.: Много же поэтов, понятно, что мы не могли на всех сразу сочинить, надо было выбрать кого-то одного и почему бы не Маяковский? На самом деле это просто случай.
Д.Х.: К нам пришел человек, предложил сделать песню на стихи Маяковского, мы ее сделали, человек откололся и ушел. А мы подхватили эту идею и попробовали реализовать ее дальше.
А.И.: Получилось так, что мы сделали песню, а запускать ее одну, не в контексте поэмы неинтересно, а если выпускать, то надо делать всю поэму. А песня нам так нравилась, что выкидывать ее никуда не хотелось.
К.: А какая была песня?
А.И.: Самая первая, «Нахальный и едкий».
Д.Х.: Собственно, мы потом их и сочиняли одну за другой, подряд.
Смотришь записи ваших концертов, например, на Мотомалояре в этом году, и толпа панков распевает вместе с вами Маяковского. Это круто! Планируете делать еще что-то подобное? Или вернетесь к собственным стихам?
А.И.: Вернемся к собственным текстам. Более того, мы уже в процессе, у нас восемь песен есть новых. С серьезным автором работать – это серьезная работа. Душевная, физическая, интеллектуальная. И после этого надо передохнуть.
Д.Х.: По поводу Маяковского идея какая. 8 декабря мы презентуем в клубе Stereo Hall спектакль «Облако в штанах», где сыграем все 19 треков. Мы планируем играть это каждый год, как минимум, на площадках, которые будут способны… Как сказать-то?
А.И.: Тебя принять и сделать все, чтобы он состоялся. Потому что очень много сложностей, связанных именно с техникой, много оборудования в аренду брать надо. Это тяжело и висит все на нас, потому что у нас нет инвесторов. А по поводу поэтов еще хотел сказать. Дело в том, что когда на свои тексты делаешь песни, то у тебя ответственность только перед собой лежит, а так ты связываешь свою судьбу с судьбой другого человека, берешь его работу и это психологически не очень комфортная ситуация, потому что накосячить ты не можешь. И поэтому сколько бы не потребовалось для этого времени, ты вынужден это время потратить. Три года – это много. Я еще не такой старый, чтобы для меня три года казалось мало.
К.: Кстати, а когда вы делали альбом, не было у вас проблем с авторскими правами?
А.И.: У меня ощущение, что после 70 лет после смерти – это вроде как народное достояние. Мы хотели связаться с его дочкой, которая в Америке, готовили письмо, но она умерла недавно. Да и, честно говоря, я не представляю себе ситуацию, что можно за это как-то предъявить. Тогда ведь надо предъявить половине мира за использование стихов Владимира Маяковского и вообще его имени. У нас же есть станция Маяковского, например.
Д.Х.: Более того, мы считаем, что, наоборот, мы поднимаем российскую культуру и нам за это еще должны приплачивать.
А.И.: Молодежь обращает внимание на эти стихи и понимает, что это может звучать современно.
К.: Я об этом и говорю, что это классно, когда люди, которые приходят на концерты, фестивали, слушают ваши песни, узнают о стихах, начинают их читать…
А.И.: Так вот и представь, если нам за это еще и предъявят, из нас тогда вообще мучеников можно будет сделать. Об этом можно только мечтать!
Д.Х.: И потом, мы не знаем прецедентов, чтобы кто-то взял и целую поэму, как мы, записал. Это очень оригинально получилось.
А.И.: Это вроде рок-опера, но только от человека в первом лице, его внутренний монолог, его взгляд на то время. Это все внутри его головы происходит. Это же очень интересное действие. У нас нет никаких актеров, плясунов – я их не люблю, это невозможно смотреть. Зато у нас есть видеоряд – на потолке, с боков, спереди, шар будет висеть с разными инсталляциями. Это то, что у нас возникало в голове от прочтения. Не построчечно поэма визуализируется, а именно образно.
А.Н.: Мне очень понравилось предвосхищение одного человека в комменте к альбому, когда мы его выложили. Он написал, что ждет не дождется, когда в школе зададут Маяковского и он включит наш альбом своим детям.
Д.Х.: Я думаю, что эта пластинка долгоиграющая. Мы ее сделали и делать еще кого-то…ну, посмотрим, как пойдет.
А.И.: Именно сам факт работы с Маяковским нас заинтересовал. Мы это реализовали. Если делать что-то подобное с другими поэтами – появляется ощущение схемы. Типа парни на этом поднаторели и теперь будут штамповать альбомы один за другим. Если возникнет какая-то идея, тогда возможно – от этого никто не открещивается, но в ближайшее время я себе такой ситуации просто не представляю. Мне даже не хочется думать об этом. Раз – и ты связал себя еще на три года. А, может, и больше, потому что мышление музыкальное развивается. Мне во время записи этого альбома очень понравилось, что ты в голове слышишь музыку, которая должна быть, а она еще не написана. Нет аранжировочных инструментов, а в голове уже все есть! И друг с другом – ты это слышишь, понимаешь? Это классно было!
А какая песня из «Облака» или не из «Облака» для вас самая необыкновенная и цепляющая?
А.И.: Для меня они все на пике. Я люблю все альбомы. Потому что у нас нет одинаковых песен. Если бы они были все примерно схожие по ритмам, форме, гармониям, тогда бы ты среди них мог выбирать самую лучшую. А когда они все разные, как ты можешь выбирать? Вот какой у тебя любимый фильм? Блин! А в каком жанре? В комедии, в трагедии, боевик, я не знаю, мелодрама. Как ты их сравниваешь? И здесь такая же ситуация. Даже нет такого, что какую-то песню переслушиваешь. У нас альбомы составлены не просто подряд – учтены даже темпы, секунды между ними! Поэтому альбом интересно слушать. Он целиково выглядит, если его полностью слушать в том порядке, в каком он у нас указан.
Д.Х.: Все песни любимые.
К.: Я в последнее время заслушиваю «Резкая, как нате».
А.И.: Ой, ну ты же девочка.
К.: Ну, да, свои ассоциации, свои взгляды…и все-таки у большинства есть любимые песни.
Д.Х.: Вот этим мы и отличаемся от большинства.
А если о фестивалях? У вас есть любимый формат фестов? Ведь несмотря на их общую атмосферу и внутреннюю похожесть – они, тем не менее, все разные – «Доброфест», «Чайка», «Моломалоярославец», «Нашествие». Я не знаю, как для музыкантов, но для меня, как для зрителя, они неуловимо, но абсолютно разные.
А.И.: Ну, они, конечно, разные. Во-первых, потому что они в разных городах проходят, люди разные.
К.: Да, но можно сказать, что они все идут по одной схеме.
А.И.: В принципе, все идет по одним схемам! Вообще все-все-все на свете. Где-то организация может быть плохая, где-то хорошая.
К.: Я об этом и говорю. Вы можете рассказать с точки зрения музыкантов, организаторов обо всех прелестях таких поездок? Я-то как зритель туда езжу и у меня восприятие совсем другое.
Д.Х.: Ты гоняешь по многим фестивалям – это одно, а люди-то не могут по всем фестивалям ездить. Человек живет в определенном регионе и там появился фестиваль – они на него и идут. Мы же то в Урал сгоняли, затем в Крыму поиграли, потом в Поволжье. Для нас это превращается в веселую карусель. А человек пришел один раз на фестиваль, посмотрел и ушел. У нас задача, чтобы каждый человек на любом фестивале увидел группу во всей красе, а мы свой материал им донесли и показали, какие мы крутые парни и какая у нас классная музыка. Поэтому выделить какой-то фестиваль сложно. А собираемся мы на какой? У нас сейчас Маяковский – интерактивное супер-шоу с видеоинсталляциями. Мы думаем, что «План Ломоносова» мог бы на любом фестивале в ночное время неплохо смотреться. Это же не просто рядовой концерт, когда вышли ребята, спели 10-15 песен и все. Это тоже классно, но у нас прямо шоу. Мы бы с удовольствием поиграли не просто на роковых фестах, может, артовых. Тем более, что у нас есть, что предложить.
А.И.: Это целое культурное событие – этот альбом. Еще не все в это поверили, а не верить в это бессмысленно, потому что это очевидно. А вообще очень часто сталкиваешься с тем, что люди до сих пор не верят, что мы рок-группа, что это какой-то бред и сон. А мы все играем и играем, пишем и пишем. Я даже один раз сталкивался с человеком, который, когда у нас первый альбом вышел, авторитетно заявил, что больше года мы не продержимся. Между тем, уже вышел четвертый альбом. Поэтому кому нужны мнения этих псевдоспециалистов, псевдежников, вообще непонятно.
Что для каждого из вас является главным в «Плане Ломоносова»?
А.И.: Люди. Везде главное люди, без людей ничего нет.
К.: Ну, почему же? Есть же люди, которые все делают в одиночку. Я знала такого человека, он делал все один – пел, играл, записывал, сводил.
А.И.: Ну, так у него группы не было, он и был там у себя главным.
К.: Не было, да, но сейчас он ее собрал.
Д.Х.: У нас тоже группы-то не было сначала. Мы собрались втроем и начали на компьютере, сочиняли партии, все записывали, пели, съездили в студию, записали 5 песен, потом, когда прошло время, мы поняли, что так долго сидеть за компьютером невозможно, хочется, чтобы было вживую…
А.И.: Да и соседи еще…
Д.Х.: Да, еще и соседи! У меня когда репетиции проходили, а я на девятом этаже живу, люди с первого поднимались и говорили: «Ребята, что за беспредел вы тут устроили?» В определенный момент понимаешь, что нужен барабанщик. И потом, когда коллектив играет – это всегда прикольно. Каждый человек привносит свою вибрацию, свои ощущения, чувства, и музыка начинает звучать по-другому.
К.: И все-таки? Что главное-то?
Д.Х.: Я считаю, что главное – это единение, то есть, когда плечом к плечу и каждый человек рубится за группу. Если человеку не интересно, он и вываливается из этой группы. Когда каждый тянет одеяло на себя – такие группы обычно долго не живут. Группы-долгожители – это когда либо человек есть, который вокруг себя собирает ребят, либо это реально кружок активистов. Это как творческая ячейка. Она двигает все. Как и поэты те же Серебряного века – они же тусовались все вместе, продвигали свои идеи.
А.И.: Главное, не ныть и что-то делать, потому что бездействие – это просто тухляк, и если ты ничего не делаешь, не играешь, не пишешь музыку, то смысла нет. Если нет смысла в том, что мы собираемся, то какого черта мы это делаем?
Д.Х.: Движение – жизнь.
Многие молодые группы начинают свой путь с песен на английском языке. Я летом была на одном любопытном хоррор-панковском фестивале и из 6 групп только 1 пела на русском – и то 50% песен. И почти все они в один голос сказали, что хоррор-панк явление не русское, а потому русский язык на стиль не кладется.
Д.Х.: А как же «Король и Шут»?
К.: Именно! Как считаете, откуда вообще эта тенденция – русским группам петь на английском языке?
Д.Х.: Да это всегда было. Я помню сам, когда начинал играть в группе лет в шестнадцать, мы тоже пели на английском языке, потому что на русском не сочинялось ничего, а на английском ты мог всякую лабудень петь. Все равно никому ничего не понятно. Мне кажется, что это просто слабость – на русском-то не могу сочинить, давай на английском. На английском вроде мелодично, хотя русский язык тоже довольно мелодичный…
К.: Так это один из самых мелодичных языков.
Д.Х.: Самый красивый, да, и если ты умеешь грамотно составлять слова, то можешь что угодно петь красиво, какие угодно мелодии. Поэтому все это отмазы левые.
А.И.: Английский язык попроще. Это у нас какой-нибудь предмет может иметь кучу слов, характеристик, превосходные и уменьшительно-ласкательные вариации, синонимы. А там что? Посмотри на тексты английские – они все примерно одинаковые, только скомбинированны по-разному. И за счет того, что английский язык сам по себе тянучка, он и на музыку кладется тянучкой. А на русском надо подумать, у нас есть твердые согласные, от них можно строить ритм и так далее. Я вообще не понимаю, как человек может думать, что его родной язык не вмещается в музыкальный размер. Это же собачья чушь! Ну, и еще много людей считает, что это модно и классно – петь на английском. Они сами себя обманывают, ведь интересно быть непохожим на остальные группы. А если тебе нравится какой-то набор западных коллективов, и ты еще на их языке поешь, то ты в любом случае будешь как они, только видом сбоку. А когда ты на свой язык перекладываешь, ты уже сломал всю систему! Да и возможностей куда больше!
Д.Х.: Для меня вот, например, яркий пример – это группа Rammstein, которая на немецком языке достигла известности мирового уровня. Понятно, у них там есть песни на английском языке, но, тем не менее, в основном они поют на немецком.
А.И.: Хиты-то все на немецком!
Д.Х.: Подумай, это же немецкий язык – это ж пипец вообще! Там такие слова, и звучит он очень специфически. И ничего – нормально. Поэтому, когда говорят, что русский язык плохо звучит – это самообман. Есть Rammstein и это яркий пример для русской группы, которая может выстрельнуть на русском языке. И это уже происходит – группа «Аркона», они, по-моему, на русском языке поют, но при этом путешествуют по всему миру.
А.Н.: Все еще от индустрии сильно зависит, все-таки в Штатах и англоязычных странах все это продвигают. В 70-х очень сильная школа рока была в Таиланде, просто об этом сейчас мало кто помнит. А тогда они пели на своем языке – и это было мощно и круто.
А.И.: У нас было три концерта в Америке, один – в Нью-Йорке, два – в Сан-Франциско. Там была куча иностранцев, которые могли даже не знать, где на карте находится Россия, и их качала музыка-то. Они после концерта подходили, говорили: «Ребята, это классно!». Они не понимали ни черта, что я там пел, но музыка-то тащила! Они чувствуют энергию от музыкантов и то, что музыка качает, а больше им и не надо.
В некоторых интервью вы говорили, что любите слушать себя – это полезно и многое открывает. А как насчет других? Вы следите за тем, что происходит сейчас вокруг вас в музыке – за совсем молодыми группами и динозаврами?
Д.Х.: Слушаем все пластинки, которые выходят практически. Metallica вот сделала альбом.
А.Н.: В этом году бум был хороших альбомов. Не знаешь, что послушать, потому что все классное.
А.И.: А парни-то меломаны. Они все знают, что выходит, особенно в наших направлениях.
К.: А какие еще направления слушаете?
Д.Х.: Dubstep какой-нибудь, Drum and Bass можно послушать. House иногда. Группу «Грибы» мы слушаем.
А.Н.: Да от настроения зависит. Иногда прям опа – и одно втащило, а иногда – другое что-то.
Д.Х.: Юношеский максимализм с годами уходит. Раньше я был ярым металлистом и говорил, что панк-рок – дерьмо. Слушал только металл – Slayer, Metallica, Cannibal Corpse и все остальное меня не интересовало. С годами я стал более лояльным. Если хорошая песня – я ее слушаю, если она дерьмо – я ее не слушаю. У меня нет такого штампа, что вот я панк, и должен слушать только панк. Я придерживаюсь панк-идеологии, панк-культуры, но послушать могу любую музыку. В поп-музыке, кого у нас можно назвать? RHCP, в принципе, это же поп-музыка, прекрасные альбомы выпускают, хотя у них налет панка есть. Единственное, вот шансон вообще ни в каком виде не заходит. Пытался слушать – не получается.
А.Н.: Ты, наверное, имеешь ввиду наш вариант?
Д.Х.: Да, наш шансон не вставляет.
А.И.: Ты просто не натыкался на классные треки, ну, и конечно, что называть шансоном? Допустим, Вертинский – это же шансон, а он никакого отношения к нашим зекам не имеет.
К.: Еще Петрушевская.
А.И.: Вот! Поэтому надо понять, что имеется ввиду под шансоном. Просто сама по себе блатная романтика уже не романтичная, хотя она имеет бешеную популярность по всей стране и это не удивительно. У нас из Гулагов люди не вылезают. Причем по любому поводу – книжку напишешь, или про соседа что-нибудь расскажешь и пошло-поехало. Эти блатные песни о том, что они несправедливо все сидят. И как с ними житуха поступила. А сидят ведь не только беспредельщики отмороженные. Там людей полно и образованных, и талантливых. И естественно, среди них попадаются люди, которые пишут интересные тексты. А у нас в основном потоке что идет? Примитивные песни, как будто их школьник собрал. Примитивизм – это иногда прикольно, но когда это приторно-примитивно – это невозможно слушать. И тут даже не в стиле музыки дело.
А.Н.: Вот интересно, а у иностранцев, когда они слушают музыку на русском языке, создается аналогичное впечатление?
К.: Есть ролики в интернете, где показывают, как западные слушатели реагируют на русскую музыку. Особенно «Ленинград» всем нравится.
А.Н.: «Ленинград» – это эклектика.
А.И.: Группа «Ленинград» собирает клипы не просто так. Там всегда история и ты, даже не понимая текста, можешь наблюдать за происходящим в кадре. Для них это как короткометражка. Я видел такую передачу, где иностранцы обсуждают российские клипы. Но ведь большинство из них одинаковые! Я не понимаю смысла в выпуске такого видео. Нас все время спрашивают, почему вы до сих пор не сняли клип? А мы только сейчас выпустили первый – спустя шесть лет нашего сотворчества. Почему? Потому что не было идеи, которая всех бы удовлетворила. А делать клип ради клипа? Он погрязнет в общей массе и это бессмысленно.
Д.Х.: С другой стороны, для молодых групп выпускать такие видеопрезентации полезно. Когда группа только начинает, ей же надо концерты давать и как-то себя представлять. Поэтому для них это то, с чего можно начать. А когда у тебя уже опыт есть, то тут встает вопрос оригинальности и необычности, поэтому мы к «Фотопанку» так долго шли. Мы его сделали в стиле гиперлапса – особая техника, когда используется много фотографий. Плюс мы скомбинировали еще кое-какие фишки – и получилось такое фотио, как мы это называем.
В Европе панк, рок и рок-н-ролл – уже давно отдельный пласт культуры и довольно большой пласт. У нас же подобная музыка до сих пор считается андеграундной. И это несмотря на то, что многие постепенно не то, чтобы опопсяются, а как-то причесываются, прилизываются. Вопрос вот в чем – как думаете, наш панк-рок когда-нибудь выйдет на поверхность или чтобы быть собой он должен оставаться там, где он и есть?
Д.Х.: Давай с Европы начнем. На самом деле там тоже все делится. Немцы, финны, Польша, Чехия – они ориентированы на рок. А, например, Испания, французы и итальянцы – это «феличита». Во Франции любят фриков, поэтому группа Little Big сейчас там очень популярна. А вот в США да – они там все на рок-н-ролле выросли.
К.: А наша страна ориентирована на…?
Д.Х.: На поп-музыку.
К.: Обидно, что остальные направления глушатся попсой.
Д.Х.: Я тебе могу рассказать, почему так происходит. Потому что в нашей стране подавлялось самовыражение, всегда подавлялось и подавляется до сих пор. А, например, в Америке человек в 60 лет может выглядеть так, как он хочет. Он может покрасить волосы в зеленый цвет…
К.: И никто его не осудит.
Д.Х.: И никто его не осудит, да, всем по барабану. Человек делает себе на лице татуировки и это никого не волнует. Там людей волнует, кто ты и как ты работаешь. Все. И сколько денег ты можешь принести конторе. А у нас встречают всегда по одеждке. Человек может быть талантливым гением, а он, извини меня, в дерьме сидит. Математики все эти, физики. Они там известны, а здесь на них смотрят – «да кто он, что он может, посмотри, как он выглядит», понимаешь? У нас в этом плане надо менять концепцию, потому что иначе культура подохнет и здесь роботы будут ходить, которым будут пихать дерьмо из экранов телевизионных, и музыку со словами: «Я тебя любила, а ты меня нет». Когда перестанут подавлять человеческое самовыражение, то будет все нормально, и рок пойдет, а так…
А.И.: Бывает, встречаешь людей, которые даже не знали, что им нравится рок. То есть, они никогда в эту сторону даже не пытались смотреть. Они слушали свою парашу, а потом им ставишь рок, и они офигевают. И таких людей куча. Почему? Потому что у тебя из всех утюгов несется другая музыка. И в этом ничего удивительного нет и обижаться на это не стоит. Если другой человек увлекается какой-то фигней, ты ничего не теряешь, только если они все не взбесятся, конечно, и не сожгут тебя у позорного столба.
Д.Х.: На самом деле сейчас уже есть сдвиг в этой области. В поп-культуре, например, Макс Корж прикольные вещи поет, в плане того, что у него тексты не примитивные. Он правильные вещи поет, просто у него подача более попсовая. Я был на его концертах и могу тебе сказать, что там такая же стенка на стенку, хороводы крутятся, фаера горят. И мне это нравится, потому что он смещает векторы поп-культуры в нормальное русло. Такие люди нужны. Если бы Макса Коржа не было, то никто бы не додумался делать на поп-концертах какие-то рок-вещи.
А.Н.: На день города был концерт, когда я стоял и через километр смотрел на сцену и толпа вся гудела. Людей прет и это круто.
Д.Х.: Это прекрасно, поэтому я думаю, не все так плачевно. Еще десяточек годков и здесь все поменяется.
А.И.: Все циклично происходит. Сегодня нравится что-то попроще, завтра – что-то посложнее. Сегодня в моде маленькая грудь – а завтра большая, а послезавтра маленькая, а потом снова большая. И так все время. Короткие волосы – длинные волосы. Вот растет у меня борода, я же ее не поливаю, сама растет. И есть она или ее нет, мне, по большому счету, все равно. Зимой, единственное, удобно – губы не замерзают на морозе, когда разговариваешь. То есть, на меня можно было посмотреть пару лет назад и сказать: «Блин! Что ты носишь у себя под носом, какого-то кота!» Сейчас мне скажут, что я модник. Послезавтра борода выйдет из моды и мне скажут, что я старомоден. А вот для меня ничего не произошло, она как росла, так и будет расти, потому что я дядечка! Вот и все.
Чтобы музыка была качественной, ею нужно постоянно и регулярно заниматься, будь ты хоть панком, хоть классическим исполнителем, хоть профессионалом, хоть самоучкой. Сколько вы времени проводите с музыкой? Как часто собираетесь на репетиции?
Д.Х.: Я бы еще добавил слова великого Лемми, ныне покойного, что мало того, что группа должна делать все, что ты говоришь – репетировать, собираться, играть. Она еще должна давать концерты. Нельзя сидеть полгода без концертов и думать, что потом выйдешь и все сыграешь. Нет. Как показывает практика, таких специалистов очень мало. Концерт – это полустрессовая ситуация, которая проверяет тебя на прочность.
А.И.: А репетируем мы по ситуации – когда есть время, тогда и собираемся.
Д.Х.: Еще мы можем репетировать любыми составами, независимо друг от друга. У нас есть записи всех партий и, если, например, барабанщика нет, мы просто ставим дорожку с барабанами на компьютере. Плюс, конечно, играть надо вместе – это всегда важно.
Вы вращаетесь не только в музыкальной сфере, но и в театральной и в кинематографической. Когда в последний раз куда-то ходили – в кино, театр или на выставку, может быть? Что смотрели, что особенно зацепило?
А.И.: Да что-то в последние дни время как-то сжалось. Перед выходом спектакля навалилась куча всего. Мы и клип доделывали, и концерты давали, и репетировать бесконечно надо, и состав у нас менялся.
Д.Х.: Ты же говорил что-то про панфиловцев.
А.И.: Ну, да, я ходил на «28 панфиловцев». В кино я периодически хожу, потому что у меня профессия – актер, и я должен понимать, что происходит в мире кино. Я бы не сказал, что в последнее время было что-то такое, что меня прям восхитило. Меня больше удивили какие-то альбомы некоторых групп.
Д.Х.: А мне понравился, например, «Выживший» из последнего.
А.И.: «Выживший» – отличное кино! Там гениальная операторская работа. Этот фильм уникален для меня в том плане, что я, например, в какие-то моменты не понимал, как это делается.
Д.Х.: Из новинок мне интересно будет посмотреть фильм, где Санек снялся – «Легенда о Коловрате». Судя по трейлеру и по тому, как Саня приходил и рассказывал, что там творится, мне кажется, что это будет что-то прикольное и уникальное.
К.: Коловрат, который Евпатий Коловрат?
А.И.: Да, он самый. По мотивам легенды о Евпатии Коловрате. Ее подробного прочтения нет, какие-то обрывки в летописях. Все это переработалось в сценарий, и Иван Шурховетский снял фильм. Конечно, его нельзя смотреть, как учебник по истории, но он про нас, про наших богатырей.
Д.Х.: Там все на зеленом экране снимали – это новые технологии. Мне интересно, что наши технологии киношные могут на сегодняшний день. На самом деле, как мне кажется, сейчас приходит наше время, потому что американцы потихоньку начинают выпускать заезженные пластинки. Безусловно, есть хорошие, но они все будто по шаблону. А у нас начинают появляться интересные проекты – и в музыке, и в кино, и клипы делают. Мне кажется, что у нас сейчас будет расцвет. Нас прессовали 20 лет, кормили сникерсами, а теперь мы потихоньку поднимаем голову и такие: «Так, стоп, а я же сникерс сам могу сделать!» И если наша молодежь будет не обламываться, а что-то делать – это будет круто. А по поводу театра, мне еще очень понравился спектакль «Чапаев и пустота».
Как вам кажется, в чем заключается самое большое заблуждение по поводу панк-рока?
А.И.: Самое главное заблуждение – это обрядовая хренотень. Ты не то надел, не так сыграл, не то сказал. Когда тебе начинают говорить такие вещи, они удивление вызывают. Если ты панк, то ты должен как-то определенно выглядеть и что-то определенное делать. А фишка-то в том, что ты никому ничего не должен.
А.Н.: Я вообще не понимаю, почему люди воспринимают анархию как какой-то полный треш. Ведь на самом деле это высшая степень саморазвития человека, в первую очередь, и только в этом случае она возможна.
А.И.: Не высшая, у меня ощущение, что это одна из ступеней в какую-то правильную сторону. Просто в любых обстоятельствах надо уметь жить и оставаться человеком. Самое большое заблуждение людей вообще знаешь какое? То, что они думают, что живут по высоким правилам, а на самом деле никто по ним не живет. Только относительно своих ближайших родственников люди могут себя вести с любовью. Но мы же все родственники, просто очень далекие, из одной каши океанической все повылезали.
Фото предоставлено участниками группы “План Ломоносова”
Comments are closed