Документально-фантастический рассказ об актёре “Ленфильма” Аркадии Павловиче Пышняке и об истории появления в Санкт-Петербурге памятника князю Александру Невскому.

 I.

«Козенюк звонил, велел завтра привезти к нему в Пушкин «сартаков», – сказал мне дядя Аркаша тёплым питерским майским вечером 1990 года, – Ему надо Александра Невского на конкурс везти…»

Про скульптора Валентина Григорьевича Козенюка, профессора Ленинградского художественно-промышленного училища имени Веры Мухиной, или просто «Мухи», как это училище прозвал народ, я был, конечно, уже наслышан от того же дяди Аркаши, поэтому согласился ехать сразу. Было интересно мастера увидеть и его мастерскую, в которую он превратил бывший пионерский клуб.

Дядя Аркаша, Аркадий Павлович Пышняк, штатный актёр киностудии «Ленфильм», полумонгол – полухохол, как он в шутку себя называл, родившийся от ссыльного отца-украинца и матери-бурятки, выросший в бурятской деревне, дружил со многими художниками Питера и бывал на многих выставках, презентациях, открытиях памятников. Самым близким из них был как раз известный скульптор Валентин Григорьевич Козенюк. Объединяла их любовь как к искусству, так и, мягко выражаясь, к выпивке – простительному и понятному греху многих творческих людей.

Козенюк любил дядю Аркашу за честность, которую он оценил после одного случая. Тогда Валентин Григорьевич получил огромный гонорар в несколько десятков тысяч советских рублей за какую-то свою работу. Естественно, друзья это дело обмыли, да так, что скульптор уснул, а дядя Аркаша, тоже изрядно выпивший за успех друга, но державшийся ещё на ногах, убрался на кухне и уехал домой.

Утром Козенюк проснулся с больной головой и тут же бросился искать полученные деньги. Не нашёл. Испуганный, позвонил тут же дяде Аркаше, и тот сказал: «Я их припрятал в укромном месте, чтоб не украли. А то они валялись везде. Посмотри в дальней комнате…» И назвал место. Валентин Григорьевич тут же ринулся туда и нашёл свой гонорар аккуратно сложенным в сумку.

О Сартаке, побратиме князя Александра Невского, старшем сыне монгольского хана Батыя, я вообще никогда до этого слышал и задал дяде естественный вопрос, он меня и просветил…

Козенюк же, который уже давно работал над образом Александра Невского и знал хорошо историю государства Российского, «сартаками» называл в шутку всех бурят, начиная со своего друга, дяди Аркаши, и кончая своими студентами. На открытии бюста тому же русскому князю у Софийского собора в Пушкине, говорят, он так и представил собравшемуся народу присутствовавших на церемонии бурят-«мухинцев» и своего подмастерья Мэлсуху.

«Сартакская» команда для помощи Козенюку составилась очень быстро. «Возьмём ещё Валерку Ивахинова, я поеду, ты, а четвёртый, Мэлсуха, уже в Пушкине,» – так рассудил дядя Аркаша и удовлетворённо закурил.

Утром следующего дня мы отправились в Пушкин на электричке, как и планировал дядя. Ему было тогда 55 лет, мне – 29, а Валерке – 26. Эту нашу бригаду грузчиков я в шутку называл тогда математически гармоничной: мои 29 + Валеркины 26 = пышняковские 55!

У мастерской нас встретил улыбающийся Мэлсуха, который несколько лет поступал безуспешно в «Муху», а потом по протекции дяди Аркаши стал подмастерьем у профессора Козенюка в надежде стать всё-таки студентом вожделенного училища. Он и жил тогда в мастерской скульптора…

В общем «сартаки» были в полном составе. Козенюк поздоровался с нами, пустился в неспешную беседу с дядей Аркашей, а мы с Валеркой с любопытством начали осматривать мастерскую. Она была огромная, с потолками метров в 5. Высоченных изваяний мы, правда, не увидели, в мастерской было много свободного пространства, залитого утренним солнцем из множества окон, располагавшихся где-то под потолком.

В середине стоял макет, уменьшенная в 10 раз модель будущего памятника Александру Невскому, которую и надо было везти в музей городской скульптуры на конкурс, объявленный мэрией. Макет мне показался поначалу небольшим, но он оказался очень тяжёлым, поскольку был отлит в металле. Это я почувствовал, когда подъехал заказанный Козенюком автобус «ПАЗ», и мы, вцепившись впятером в небольшой постамент, еле подняли модель, на трясущихся руках понесли её и поставили в проходе между сиденьями. Облегчённо вздохнув, мы тут же все уселись в автобусе и поехали на площадь Александра Невского, в центре которой планировалась установка памятника и рядом с которой находился музей городской скульптуры…

Дорога много времени не заняла. Подъехали мы максимально близко к дверям музея, после остановки тут же снова исступленно вцепились в модель памятника и занесли её в какой-то зал. Музейный работник показал, куда её надо поставить, и тут случилось небольшое ЧП: опуская махину, я начал перехватывать руку, взялся за стремя князя, и оно под огромным весом сломалось. Не отвалилось, а переломилось.

Козенюк, увидев моё расстройство, успокоил: «Ничего страшного, я как-нибудь подклею…» Всё в общем обошлось. Валентин Григорьевич был трезв…

А про пьяного Козенюка ходили легенды. Он ведь был из уссурийских казаков и очень этим гордился. В определённых состояниях в нём пробуждалась генетическая память, он выхватывал плётку (или нагайку?), которая у него была от прадедов вместе с казачьим обмундированием, и начинал стегать ею всех подряд, как когда-то его предки при разгоне антиправительственных манифестаций. В мастерской места было много, чтоб плечо скульптора раззудилось, а рука размахнулась! Говорили, что и Мэлсуха попадал под его горячую руку.

Впрочем, это легенды. Мэлсуха их опровергал. И тогда в музее городской скульптуры, судя по моей и ныне нежной спине, это тоже не подтвердилось… Злые языки и не то наплетут!

II.

«Ох, Сашка, – спросил монгольский «принц» Сартак русского князя Александра Невского, – Как же ты победил полчища шведов в битве на Неве без нашей помощи?»

«Да в этом деле, Сартак, не сила нужна, а ум! – ответил князь, – Я просто зажал викингов между Невой и Ижорой, они там развернуться не смогли, ну, мы их малым числом новгородцев и побили!»

– Молодец, Сашка!!! Когда-нибудь на месте Невской битвы какой-нибудь князь Петька большой город построит, в котором обязательно будет площадь твоего имени и памятник тебе! Думаю, князь, русский народ назовёт тебя потом великим, а церковь – святым!

Но ты всё равно не рискуй так, Сашка! Великий, не великий, а будь осторожен! Если что, обращайся к нам, мы тебе всегда поможем. Ты ж теперь мой побратим и названный сын моего отца, хана Батыя!

– Я за этим и приехал в Орду, Сартак! Ливонский орден да крестоносцы нам теперь угрожают. Буду просить у хана вашу лёгкую конницу!

– Отец тебе, Сашка, не откажет! Я похлопочу! Христианин должен помогать христианину.

 Ты же знаешь, что я христианство принял?

– Да, знаю, Сартак! Я этому очень рад! Как сказано в притчах Соломона: «Не отказывай в благодеянии нуждающемуся, когда рука твоя способна это сделать!»

– Тогда поскакали к отцу, Сашка?

– Поскакали, Сартак!!!

С этими словами братья вскочили на своих скакунов и помчались по монгольской, а ныне астраханской степи к главной юрте столицы Золотой Орды – Сарая-Бату.

Князь обогнал принца и ждал его у главной юрты. Сартак был по-мальчишески огорчён, в оправдание лишь сказал: «Монгольские лошади уступают, конечно, в скорости вашим скакунам, но зато они очень неприхотливы в походе и очень выносливы! Даже еду себе сами находят!»

Александр его успокоил: «Не огорчайся, Сартак! На льду Чудского озера именно ваши маленькие лошади мне и нужны! А в остальном главное – чтоб стремя нас не подвело!»

С этими словами князь засунул свою ногу в стремя, а Сартак в знак дружбы впихнул в него и свою ступню и даже попытался вскочить в седло. Раздался треск, и стремя, не выдержав двойной нагрузки, сломалось…

Братья дружно засмеялись, и смех душил их несколько минут. Успокоившись, они поправили на голове сбившиеся на бок шлемы и вошли в юрту хана…

  III.

В заключение остаётся поведать о судьбах героев рассказа, сплошь реальных людей.

Александр Невский (13.05.1221 – 14.11.1263) всё-таки победил ливонцев на Чудском озере. Это знают все. Тяжёлые рыцари ломали под собой лёд и тонули, как это хорошо показано в фильме Сергея Эйзенштейна. А лёгкую монгольскую конницу на низкорослых монгольских лошадках лёд выдержал! Это в фильме уже не показали.

Сартак (? — 1256) после смерти отца, великого Батыя, стал вторым ханом Золотой Орды, но это длилось недолго. Он заболел и скоропостижно скончался. По сведениям некоторых авторов, Сартак был отравлен своими дядьями, мечтавшими о власти.

Валентин Григорьевич Козенюк (23.04.1938 – 10.10.1997) в первом туре конкурса на памятник Александру Невскому, проведённом в 1990 году, вошёл в тройку лучших, а во втором, состоявшемся уже в 1997 году, стал победителем, но до установки своего детища в 2002 году на площади Александра Невского в Санкт-Петербурге не дожил. Увы…

Тут хочется другую историю рассказать. Помню, много лет назад увидел по телевизору фильм о кремлёвских курсантах, в котором одного из этих курсантов, некоего Пальмина, назвали вдруг автором памятника Александру Невскому в Петербурге. Я был возмущён до предела: «Вот ворюга! Присвоил чужой труд! Я как живой участник тех событий могу в суде доказать, что настоящий автор – Валентин Козенюк!»

Я тут же позвонил в Питер друзьям-землякам, Серёге Намдыкову, скульптору, преподавателю «Мухи», и его супруге Ире Лазаревой, подруге моей жены. Ребята меня успокоили: «Пальмин – ученик Козенюка и в связи уходом учителя просто довёл памятник до товарного вида: постамент спланировал, барельефы на нём и надпись с посвящением князю сделал, множество разных мелких недоделок ликвидировал и так далее. «И во всех справочниках теперь, – сказали ребята, – Козенюк идёт первым автором памятника, а Пальмин – вторым».

Я был удововлетворён. Подумал ещё: «Ну, не зря мы, «сартаки», пот проливали за дело и имя Александра Невского и Козенюка Уссурийского! Нет, не зря! Помогли замечательному скульптору, как наши предки князю Александру на Чудском озере!»

Теперь собственно о «сартаках». Аркадия Павловича Пышняка (27.06.1935 – 27.07.1994) не стало в 59 лет, он ушёл из этой жизни в том же возрасте, что и его друг Валентин Козенюк.

Самого молодого «сартака», Валерки Ивахинова, тоже давно нет. Несчастный случай унёс его в следующую жизнь…

А Мэлсуха… Мэлсуха жив и здоров! Только он теперь Бальжинимуха.

Дело было так: когда в прессе начали критиковать Сталина в начале перестройки, дядя Аркаша сказал ему в шутку: «Надо тебе, Мэлс, последнюю букву из имени убрать, будешь Мэл!» Потом дело до Ленина дошло, пришлось убирать и букву «Л». Затем и первые две буквы зашатались.

Мэлс, который на шутки эти, казалось, никак не реагировал, однажды серьёзно заявил: «Я теперь Бальжинима! Это моё второе имя. Дома меня все так всегда называли и называют…»

Сейчас Бальжинимуха живёт в родной закаменской деревне с поэтически нежным названием Шара Азарга (по-русски – жёлтый жеребенок!). В «Муху» тогда, в 1990 году, он так не поступил и уехал сгоряча в советский ещё Вильнюс учиться в тамошней Академии художеств. Со слов дяди Аркаши, он ходил там аккуратно на лекции, слушал их на литовском языке, ничего не понимал, конечно, но к образованию всё равно тянулся. А после развала СССР и эту академию пришлось оставить. Так он и остался со средним художественным образованием. Но это не мешает ему заниматься творчеством до сих пор!

Он установил в нескольких закаменских деревнях какие-то мемориалы погибшим в Великой Отечественной войне, предлагал и свой проект стелы на въезде в родной район, но конкурс, увы, проиграл. А в пластилине у него много разных интересных работ имеется, которые я видел лишь на фотографиях. Мэлсуха-Бальжинимуха мечтает сейчас отлить свои работы в металле…

А памятник Александру Невскому работы Валентина Козенюка с 2002 года украшает одну из центральных площадей Санкт-Петербурга – площадь Александра Невского, став своеобразным центром архитектурного комплекса из нескольких объектов, носящих имя князя, – Лавры, моста через Неву и станции метро. Не зря «сартаки» пот проливали!

А «злополучное» стремя, ставшее для меня символом русско-монгольской дружбы, отлито в бронзе единым целым со всей конной статуей, поэтому его уже не сломать! Памятник поставлен на веки вечные!

Леонид Ламажапов, “сартак” Козенюка.