Сергей Попов. БИТ. Книга воспоминаний. Глава 4.

Я написал уже про Егорьевск, про деда и папу, начал главу про детство, но всё никак не мог приступить к главе про маму: у меня с ней были сложные отношения, если не считать взаимной любви (большой с её стороны) и уважения (которого я добился с большим трудом).
Конечно, в следующих главах мои близкие, так или иначе, будут участвовать, в разного рода и содержательности, событиях. Сейчас я просто постараюсь описать психотип мамы, которая была очень далека от моих увлечений и убеждений, они вообще были ей глубоко чужды. Но именно ей я должен быть благодарен за характер, ум и здоровье, наконец, которое позволяет – по крайней мере, прямо сейчас – чувствовать себя не на 71, а где-то на 55.
Мама жива, ей 91, у неё трудности с памятью, ориентацией в пространстве, времени и событиях, но физически она ещё ничего. За ней ухаживает сестра – покупает, готовит, убирает, моет, стирает – за что я ей безмерно благодарен. В мою задачу входит кормить её каждый день ужином, два раза в неделю обедом и укладывать спать. Плюс обязанности, связанные с мобильностью, когда надо что-то или кого-то довести-увезти, что бывает не так часто.
И в то же время странно наблюдать маму в беспомощном состоянии – кипучая энергия, целеустремлённость, упрямство, перфекционизм всегда были частью её натуры, а точнее — ею самой.

Она родилась 21 сентября 1930 года, все до сих пор зовут её Инной Васильевной, а
на самом деле её имя Энергина, данное по странной моде предсталинского периода нарекать детей революционно-промышленными именами. Это было ещё не самое дикое, но, что интересно, буквально отражало её энергичную, неукротимую натуру имя.
Мама родилась в деревне Нялино Ханты-Мансийского национального округа и уже в год стала сиротой: её мама-учительница скоропостижно скончалось от какой-то болезни, а отец ушёл и никто не знал, где он. Недавно сестра выяснила, что наш дедушка покончил с собой в 1940 году, но почему – не известно.
Девочку взяла к себе тётя, у которой было много детей, семья жила охотой и рыбалкой на Оби и огородом. На какое-то время маму забирали и другие тёти, поэтому она чувствовала себя сиротой всю жизнь. Остро чувствовала, но без претензий к тем, кто давал ей кров и еду в то тяжёлое время.
Начиная с 16 лет, она постепенно перебиралась ближе к центру страны, работая на самых простых и малооплачиваемых должностях типа ткачихи. Кажется, в 1948 году добралась до подмосковного Егорьевска, где поступила в профтехучилище и познакомилась с моим будущим папой. Папа был очень талантливым музыкантом, прекрасно играл на аккордеоне, но тогда работал электриком и учился в музыкальном училище, что позволило ему вскоре стать руководителем эстрадного оркестра в местном ДК.
В 1950 родился я, в 1953 – моя сестра Ирина. Я хорошо помню эти времена потому, что был непогодам самостоятельным. Моя самостоятельность определялась тем, что мама одновременно работала в библиотеке и училась уже в музыкальном училище, поэтому дома была мало, а папа в это время разъезжал по деревням и фабрикам с концертами.
Зарплаты у родителей были маленькие, денег не хватало, поэтому мама по ночам ещё шила на заказ и пустила в нашу двухкомнатную квартиру студентку-жиличку по имени Света. Рубили и квасили капусту и огурцы, снесли один сарай во дворе и сделали там крохотный огородик. Однажды мама засолила сало по своему сибирскому рецепту, и я полюбил его на всю жизнь. А тогда, когда брусок кончался, чтобы продлить удовольствие, я натирал им корочку чёрного хлеба.
Одежда, от рубашек до носков, постоянно чинилась и служила долго: например, у многих ещё были пальто довоенного выпуска, не говоря уже о предметах быта типа чайников, корыт, посуды, инструмента – всё это ценилось и могло служить от рождения до смерти.
И, несмотря на бедность, на тесноту, на подвал и крыс, наш дом был очень гостеприимен, к нам часто заваливались гости, выпивали, пели песни – у мамы было прекрасное сопрано, — танцевали под патефон и оставались ночевать на полу, так как получить «перо» в бок в ночном Егорьевске было делом рядовым.
Не ошибусь, если скажу, что гостей мужского пола привлекало не только наше гостеприимство, но и природные женственность и красота мамы.
Если же ко мне приходили друзья, и мы долго играли, она обязательно старалась накормить всю компанию, что вообще тогда было в порядке вещей.
Несмотря на трудности, усталость и двух маленьких детей, мама окончила училище с красным дипломом и получила право выбрать город, куда поедет работать учителем пения. Она выбрала Дубну. Так мама по самому большому, сибирскому, счёту проявила характер, выдавливая из себя комплекс сиротства, от которого очень страдала и о котором помнит до сих пор как о самой большой беде своей жизни.
В Дубне её характер, её настойчивость и желание сделать что-то полезное, значимое, достойное проявилось в полной мере.
В 10-й школе, где мама работала, а мы с сестрой учились, она сначала создала оркестр народных инструментов, где играли мои одноклассницы, а я в её классе пения третировал бас-балалайку, чтобы вскоре стать бас-гитаристом в бит-группе.
Потом у мамы был был школьный хор.
Потом была хоровая студия «Радуга» в ДК «Октябрь» со штатом педагогов, сольфеджио и тысячами детей, прошедших через неё. Сегодня в лифте меня узнала женщина и попросила передать маме привет, сказав, что пела в её хоре с 1-го по 10-й класс. И такое случается со мной часто.
Дальше были концерты, фестивали, поездки с хором по городам СССР от Таллина до Астрахани.
Смешно, но когда я затевал флирт с какой-нибудь девушкой, достаточно часто выяснялось, что она пела у мамы и знает, что я её сын.
Хорошо помню то время и то, как мама горела работой, как любила своих певчих детей, как пестовала педагогов, многие из которых окончили то же училище в Егорьевске. Порой ей не хватало время на нас с сестрой, что сестру обижало. Но потом она сполна поделилась своей материнской любовью с внуками, когда они появились.
Меня мама очень любила, хотя ментально мы не были близки. Она мечтала, чтобы я стал инженером, ей казалось, что диплом технического ВУЗа – гарантия сносного существования. А я увлёкся битлами, которых она невзлюбила за это и за то, что я отрастил длинные волосы.

…Как-то, классе в 9-м, мама так достала меня нравоучениями, что я не выдержал и постригся наголо, после чего поехал в институтскую часть к друзьям.
И надо же такому случиться, что когда я шёл по набережной Волги у гостиницы «Дубна», навстречу мне попалась мама с группой детей и педагогов из чехословацкого хора, который приехал в город с дружеским визитом. Маме пришлось меня представить: «Это мой сын». Чехи взирали на меня с некоторым удивлением, похоже, их позабавил мой лысый, сверкающий череп. В СССР же тогда такая причёска могла быть или у зека, или у призывника.
Я могу много рассказать забавного и грустного о наших взаимоотношениях, но ограничусь вот чем: в бит- и рок-группах я играю с 1967 года. Впервые же мама посетила моё выступление в 1987. И – о чудо! – ей понравилось.
Меня это не удивляет и не обижает совершенно, у многих бывает и хуже, а тут женщина просто не любит рок-н-ролл. Меня-то она любила и прощала многое.
Наверное, вот ещё что стоит сказать. Мама очень честный и порядочный человек, не знаю ни одного случая, который позволил бы мне в этом сомневаться. Я уже упоминал, что она была необычайно красивой женщиной, но все ухаживания поклонников — а они были — разбивались о её твёрдое убеждение, что семья – это святое. Видимо, сиротство, пережитое в детстве, сказалось таким образом.
Много раз я видел, особенно в раннем детстве, как мои родители ссорились. Однажды даже мама, которая сочла, что перебрала с эпитетами, после очередной ссоры одела меня во всё чистое – я был ещё тем сорванцом — и хотела отправить в качестве парламентёра к папе на работу. Но потом передумала, а я запомнил этот момент навсегда: как стою на пороге в белой рубашке и жду, когда мама скажет: «Иди, позови папу, скажи, что я погорячилась»…
В конце жизни они уже не ссорились, хотя папа и продолжал тайно выпивать по чуть-чуть любимого портвейна и курить за домом, что мама сильно недолюбливала. Потом папа заболел: рак. И мама всю себя посетила уходу за ним, безнадёжному и скорбному. Это была самая трогательная эра их отношений. Мама до сих пор любит его, ждёт и ворчит, почему он опять опаздывает, забывая, что папа умер ещё 3 июля 1996 года.
Сейчас мама больна, у неё альцгеймер, она плохо помнит своё прошлое, которое было творческим и достойным, она не узнаёт меня, сестру, внуков. Но она по-прежнему гостеприимна, улыбчива и добра. Я горжусь своей мамой больше, чем собой, хотя, вроде бы, и мне есть чем. Потому что за мной есть ошибки и поступки, которых стыжусь, а за ней я их просто не знаю.

P.S. Мои мама и папа были интеллигентами в первом поколении, они шли к этому с самых низов: папа из семьи «совслужащего», как тогда называли бюджетников, мама – из глубоко крестьянской. Таких в конце 19 века называли разночинцами, хотя это сравнение не совсем корректно. Они ещё не читали Ивлина Во и Булгакова, не слушали джаз и рок-н-ролл, не смотрели фильмы Феллини и Тарковского, не ловили по ночам «Голос Америки» и Би-Би-Си, не восхищались картинами Пикассо и Малевича. У них ещё были Бальзак и Горький, оперетта и эстрада, Александров и Довженко, «Маяк» и Госрадио, Репин и Мухина.
Всё это – от Булгакова до Малевича – досталось мне. С моего поколения, как я думаю, начался путь к познанию другого мира без цензурных шор, чувства единства с молодёжью других стран благодаря музыке, неприятие войны – особенно из-за войны во Вьетнаме и оккупации Чехословакии – как кровавой неизбежности во взаимоотношениях разных стран. Нас таких было далеко не большинство и первое, чего мы добились – это возможность носить длинные волосы и мини-юбки и слушать то, что любим.
Но в условиях тоталитарного, всёзапрещающего государства это было уже много.
Это был второй — после «Оттепели» 60-х — порыв ветра перемен, более массовый, который потом окончательно сокрушит власть пусть уже выцветшего, но ещё кроваво-красного советского фашизма.

Продолжение следует.

PS. Тем, кто хочет помочь мне финансово и в издании книги, вот куда можно послать деньги:

1. На карту МИР 2202 2009 3488 2471, Попов Сергей Евгеньевич.
2. На номер привязанного к Сберу телефона: +7 929 502 25 29.

Не забудьте указать, от кого: все, кто окажет мне финансовую поддержку, будут внесены в благодарственный список на одной из страниц мемуаров.
Все, кто пришлет мне 2000 рублей и более, получат книгу с автографом и бонусом — музыкальным альбомом «Жар-птицы» или «Алиби».