Ника Турбина: где растворился свет
17 декабря исполнилось бы 42 года Нике Турбиной, бывшему «вундеркинду №1» Советского Союза». 7-летний ребенок прославился необычайно взрослыми и сложными стихами, объездил с ними всю страну и почти весь Запад, но во взрослой жизни это не спасло Нику от забвения и очень сложной судьбы. Девушка умерла в 27 лет, став трагическим символом поэта в забвении. Правду о ней, свободную от домыслов «желтых» газет, Михаил Свух решил узнать у педагога и близкого друга Ники актрисы Алены Галич.
В начале 1980-х годов в русской поэзии произошло настоящее потрясение. Благодаря публикациям в прессе, а потом изданию сборника стихов «Черновик» прогремело на весь тогда еще СССР имя Ники Турбиной. Ей было всего 7-8 лет, она жила в Ялте и с четырех лет писала невероятно сложные, совершенно не по-детски надрывные стихи.
Культ Ники Турбиной был уникален. Ее с радостью привечали деятели искусства, она выступала на «взрослых» поэтических вечерах. Такую, как сказали бы сейчас циники, раскрутку, во многом обеспечил сам Евгений Евтушенко. В 10 лет Ника получила венецианского «Золотого льва».
Увы, кончилось это так же резко, как и возникло. Уже через несколько лет Ника практически перестала выступать со стихами. Она несколько раз снялась в кино, училась на актрису, но все эти «проекты» были далеко не столь успешны.
О Нике ходили чудовищные слухи. Светлый образ девочки-поэта заменило нечто скандальное. Повторять подшивки «желтых» газет я не хочу. Что же произошло на самом деле, действительно ли девушка растеряла свой талант, или ее просто никто не заметил в новом качестве – лучше всех расскажет подруга и преподаватель Ники в Московском институте культуры Алена Галич, дочь опального советского барда Александра Галича.
— Как Вы познакомились с Никой? Почему Вы так близко сошлись?
— Я о ней слышала раньше, но никогда с ней не сталкивалась. Ко мне пришла ее мама, Майя Никаноркина, и сказала, что Ника училась во ВГИКе, но была отчислена после первой сессии, но Ника хочет учиться. Я знала, что она пишет стихи, но предложила почитать мне прозу. Она прочитала мне Бабеля, читала очень хорошо. Очень активно принялась за подготовку к экзамену по режиссуре. Как-то мы очень сразу друг другу понравились. Может, потому что не очень счастливая судьба была у обеих. Помню, первым у нас сдавал Эдик Садунам, мальчик с Севера, сирота. Я смотрела на Нику, мне интересно было ее восприятие. Увидела такие удивленные, восхищенные глаза – ни у кого таких не было. Все куда-то тыкались, мыкались в свои бумажки. Она же смотрела – было такое восхищение, радость за другого человека…
— Редко увидишь…
— Меня так тронуло! Я поняла, что это действительно мой человек. Ника очень хорошо сдала экзамены…
— Я слышал, что она не сдавала экзамен по русскому…
— Не сдавала. Я со всеми ее регалиями пошла к замечательному нашему ректору Богданову. Сказала: «Она не напишет сочинение». Он: «Алена Александровна, почему Вы к нам сразу не пришли? Я бы вообще снял ее с экзаменов! У нас для таких детей существуют квоты!» Я: «Что мне делать? Она стоит уже в толпе». – «Тихонько отозвать ее и сказать, чтобы ехала домой». Ника очень хорошо в итоге сдала и потом уехала к себе в Ялту. После Ялты она приехала в несколько разболтанном состоянии… но быстро пришла в себя.
— Что же там могло произойти?
— А я была в Ялте, в ее семье. Она не любила быть дома. В это время у нее был молодой человек, которого она очень любила – Костя… На втором курсе у нас начались сложности. Они заключались в том, что Ника сорвалась в Ялте, начала пить. Она пила с 14 или 13 лет. Стихов она в это время не писала. Приносила мне какие-то небольшие стихи. Я говорила: «Да, хорошо, но меня-то ты не обманешь! Они же все из старого сборника!» Однажды она сказала: «Ты знаешь, я шла по улице, у меня было такое ощущение – она была трезвая! – такое ощущение, что Бог от меня отвернулся. Строчки не шли в голову». От этого она не стала менее талантливой. Она снималась в кино. Я смотрела фильм «Это было у моря», и мне казалось, что киношники должны ухватиться за это лицо.
— Она в этом фильме очень сильно выделяется.
— Да. Она выделяется, потому что была очень сильная натура, страстная.
— И в фильме это раскрыто.
— Да. Я потом еще думала: всегда мы, актеры, боимся умирать на сцене, в гроб никто из нас никогда не ложится – ложится статист. В фильме ее героиня пытается выкинуться в окно…
Она не вернулась ко мне на второй курс, вернулась на третий. Перевести без второго курса я ее никак не могла. Точнее, она пропадала вторую половину второго курса, первую она сдала хорошо. В общем, пришлось ей уйти из института. Конкретно: Ника поехала к бабушке и задержалась там надолго.
— И опять угодила в…
— И опять угодила. У меня куча была записок ее, где каждый раз она клялась, что бросит пить. Но так и не смогла… Потом Ника в Ялте подружилась со студентами пединститута. У них была вечеринка, она поспорила с каким-то мальчиком, перегнулась через перила балкона и упала. Но упала она в первый раз достаточно удачно, попала на дерево…
— В одном интервью Ника сказала, что ушла из дома чуть ли не в 13 лет.
— Да. Она работала дворником – и училась в школе. Жила в дворницкой. Она не жила дома. А когда у меня училась, жила на «Октябрьском поле» уже.
Когда училась в ВГИКе – там был достаточно элитарный курс. Там учились Янковский, Оксана Арбузова… Дети были все хорошо одеты, она же была одета очень просто, ее это достаточно травмировало. И никто не знал, кто такая Ника Турбина, никого это не интересовало.
— Даже одногруппников?
— Нет. Она же поступила без стипендии, потому что она не написала там сочинение, но была зачислена на актерский с условием, что напишет зимой. На семестр первого курса не пошла. Сказала: «Никому я здесь не нужна, никто на меня даже не обращает внимания».
— А ведь она пыталась какие-то проекты реализовывать как раз во ВГИКе. Что-то связанное с самоубийцами…
— Нет, это было позже, при мне. Она предложила проект, связанный с причинами самоубийств. Приводила примеры, начиная с Гаршина.
Она приехала из Ялты… после ее падения с балкона я решила направить письмо в Международный пен-центр, чтобы ее определили в довольно закрытое заведение. Так сказать, клинику для высокопоставленных алкоголиков.
— Как в свое время Есенина…
— Все было сделано – а мать приехала и увезла ее в Ялту. Там у Ники случился дикий срыв, она с матерью разругалась, била посуду и в результате оказалась в психбольнице.
— То есть, она тоже имела психиатрический опыт…
— Да. Когда я разговаривала с Лихановым, он мне сказал: «Алена, все дело в той среде, в которой она росла».
— Вы можете подробнее рассказать об этой среде?
— Я не знала их деда, который был замечательным, как говорят, человеком. Такой писатель военный – Анатолий Никаноркин. Когда я приезжала, он в это время уже дома не жил. Он жил прямо в Литфонде. Пили дома бесконечно: утром, днем – потихоньку, к вечеру – как следует и сваливались. Скандалы были… Когда я была еще в нормальных отношениях, я говорила Майе: «Я тебя не понимаю! Что ты ее задеваешь, дергаешь?» Та все время провоцировала Нику на какие-то скандалы. Сколько дней я там жила – Ника ни разу не ночевала дома.
— Правда ли, что в 16 лет Ника вышла замуж за пожилого человека?
— После того, как ее выгнали из ВГИКа, ей подсунули Джакомо, итальянца. Он пообещал, что она будет учиться в Италии. Сам он был психиатр, но работал с детьми, обучал их речи. И она улетела с ним в Италию. Через несколько месяцев она от него сбежала, потому что ни о какой учебе речи не шло, ни в какую школу он ее не отдал, она просто стала его женой. Она сбежала, тайком выкрала у него паспорт. Ему было лет 70, ей – 17. Ей некуда было деться. Единственное – она накупила там шмоток и уже могла ходить, как ей казалось, как «человек» по сравнению со ВГИКом.
Ника была очень отзывчивым человеком, но в людях, увы, не разбиралась. У нее ночевало полкурса, и приходилось говорить: «Девочки! Вам не стыдно? Почему вы все одеты в Никиных вещах?» — я-то ее вещи знаю. В ответ: «А она сама предложила». Я говорю: «Она предложила, но это не значит, что вы должны все время их таскать». Там были кожаные брюки, замечательные свитера – все, чего еще тогда в СССР не было. Иногда Ника продавала свои шмотки, но продавать не умела – скорее, раздавала. Но держалась нормально до вот этого случая, когда вместо рекомендованной пен-центром больницы попала в психбольницу в Ялте. Уже отчисленной из Института культуры – долго держали, я просила Богданова ее не исключать, но дальше было невозможно.
— Сколько она пробыла в психбольнице?
— Месяц.
— Не могу вспомнить точный источник, но читал, что врачи сказали: Ника не являлась какой-то изначально психбольной…
— Это был психоз на фоне алкоголя, на фоне обстановки, которая сложилась дома. Ника пыталась обратиться к Евтушенко, и я звонила ему. Он сказал: «Я не дойная корова! Я сделал все, что мог, для нее, но ее мама все время просит у меня деньги. Несколько раз давал, потом перестал».
— Деньги уходили на алкоголь?
— Все уходило на алкоголь, ничего не уходило на Нику. Все сформировала в результате семья. Мы с Никой искали работу, нашли через какого-то знакомого какой-то журнал. То ли «Природа и география» — никто из нас ничего в этом не понимал. Там нужно было писать научные статьи. Мы обкладывались энциклопедиями и вместе писали статью. Что могли, то делали. Потом появился Саша Миронов, актер, выпускник Щепкинского училища. Работал у Розовского, потом его выгнали. Он пил, у него уже было до этого две семьи. С первой развелся, было двое детей. Со второй не жил, жил у Ники, вместе они пили. Ника от него натерпелась. Начиная с того, когда ездил вместе с ней в машине за подарками своим детям…
— После спада популярности у Ники были какие-то выступления?
— Как таковых не было. Только в моих выступлениях она читала стихи – я сказала, что они посвящены памяти Александра Галича. Два концерта у нас таких было, и все.
А дальше был Миронов. Снова начались пьянки. Я стала реже ее видеть – вероятно, сказалось влияние Миронова. Ника говорила, что восстанавливается на заочном факультете. Потом говорила по телефону, что сейчас не пьет. 2002 год, апрель – они делали детские спектакли. А в мае ее не стало…
Погибла она после 9 мая. Отмечали… Рядом с ней жила девушка по имени Инна, и они продолжали пить. Саша ее при этом тоже не устраивал.
— Из огня да в полымя…
— Да. Потом по соседям ходили журналисты и спрашивали, что произошло. Дело было так: она сидела на подоконнике у этой Инны – не дома у себя. Саша и Инна ее закрыли и пошли за водкой. На окне Ника сидела всегда – это была ее любимая поза. Сидела свесив ноги. Потом ей это, видимо, надоело, она стала поворачиваться в комнату и не удержалась. Ника довольно тяжелая была, а после того, первого падения, нога гибкостью не отличалась. Соскользнула, повисла на подоконнике, кричала. Выбежали соседи, растянули одеяло, простынь и все, что можно… а упала на землю. Соседка вызвала «скорую помощь», и когда та приехала, Ника была жива. Хотели ей сделать укол – она сказала «Не надо». В «скорой» она умерла.
Изображение: www.nika-alemironov.ru
