Три «Аквариума», и все не те. Борису Гребенщикову 70 лет!

Конец 2023-го — двойной юбилей; БГ сегодня, Макару (прошу прощения за фамильярность, но именно так он вошёл в нашу жизнь) — через пару недель. Поэтому вот вам текст Евгения Крашенинникова, в котором объединились оба. 😊

КАК МЫ «АКВАРИУМ» ИСКАЛИ

В 1983 год в осеннем номере журнала «Юность» вышло интервью с Андреем Макаревичем. Оттуда мы узнали, что ему 30 лет, и что его любимые отечественные группы «Аквариум» и «Магнетик бэнд». «Магнетик-бэнд» почему-то не заинтересовал никак (может, в интервью было написано, что они поют на английском, а причём тогда русский рок?), а вот что такое «Аквариум»? Ведь если Макар его назвал, то это должно быть классно.

К «Машине времени» у нас тогда уже сложился пиетет. Магадан отставал от материка в музыкальной образованности примерно на год. Нет, понятно, в городе была студия звукозаписи, и любители, наверное, доставали всё быстрее. Но это стоило времени и денег. А чтобы у бытовых меломанов появились новинки, нужно было, чтобы кто-то съездил в отпуск летом и привёз записи; ну или нужно было иметь в друзьях более продвинутых. По радио же нельзя было услышать; на пластинках не было.

Так вот, роман с «Машиной» к тому времени у нас уже сложился, хотя путь к ней и не был прямым. В начале 80-х я спросил у своего старшего друга Саши Соколянского, что сейчас самое популярное. И его ответ удивил меня, так как на первом месте оказалась именно «Машина времени», хотя я всё ещё был уверен, что толпы слушают «Аббу» и «Бони М». Как к нам попала бобина с той записью, которая через десяток лет выйдет на двойном винили под названием «Это было так давно» – не помню. Эта запись была неполная – видимо, часть второй стороны (так как катушки были на 30 минут, то на каждой стороне писался новый альбом, а последние песни всегда отрезались; в случае этого «двойника» у нас оказалась, скорее всего чья-то выборка). Мы с братом послушали и вдоволь поглумились над текстом («Скажи, телега, я еду в ней…» – Какая чушь!) и музыкой. Думаю, причина была проста: раз это модно, и все слушают, значит, в этом есть какая-то странность; то, что делают все, носят все, слушают все, увы, не может быть хорошим. Вечером мы встретились на стандартную прогулку с Сергеем Землинским и донесли до него результаты наших эстетических изысканий новой музыки. Он был с нами согласен.

А на следующий вечер произошло неожиданное. Земляк (разумеется, Сергей Землинский) рассказал, что он поделился нашими оценками со старшим братом (а тот был авторитет – на десять лет старше, уже окончивший харьковский горный; наверное, женатый), а брат, оказывается, ходил в Харькове на концерт «Машины». И ему понравилось, несмотря на протесты Земляка. И тогда мы начали по второму кругу обсуждать каждую песню. И нас зацепило.
Потом уже в конце девятого класса был первый альбом «Воскресения» (да, без последних песен – но вешаться под него можно было и без них), были новые песни «Машины» (помню, как летом 82-го в отпуске в Рязани мы слушали у соседа «Запущенный сад» и предлагали свои версии слов, так как в некоторых местах точно разобрать, о чём речь, было невозможно; и все версии подходили к песне, так что впоследствиии аутентичные слова оказывались менее интересными; и был кишинёвский (?) концерт со стихами и новым звуком…).

И вот – интервью Макара с упоминанием некоего «Аквариума». И мы начали искать.

Сначала Варфоломеев принёс одну песню и сказал, что вот он – «Аквариум». Мы послушали: о, интересно, прикольно (не уверен, что тогда было это слово; а какое было: стёб? – тоже, наверное, не было…). То была песня «Ох, уе… Ох, уехал мой любимый. И под ё… И под ёлкой мне сказал…». Песня, как вы понимаете, была неприличная (а почему Макаревичу должны нравиться приличные?), с однообразным юмором (а, может, именно это и является новой эстетикой?). И радостно было лишь то, что очень быстро после этого Варфоломеев (а, наверное, он был основным поставщиком музыкальных новостей; у Бровкина мы могли разживиться только польским роком «Оля, маноля, блюз-кока-коля, тАнцуем диско в ритм рок-н-роля…») сообщил, что то был никакой не «Аквариум», а фигня (слава Богу – она нам тут же разонравилась), а настоящий «Аквариум» – вот! И это действительно было классно. Это было то, что мы искали. Это был шедевр, бьющий в самое сокровенное. Это была песня «Лето» («…я изжарен, как котлета, время есть, а денег нету, но мне на это наплевать…»). Музыка, слова, грусть, душевность, отстранённые подпевки – всё было в точку, всё было ровно тем, что мы ждали – и комету, которая скоро прилетит, «и что тогда мы все умрём» (я же говорил: нам было пятнадцать и шестнадцать). О, Макаревич – не дурак…

Одно оказалось не так – через небольшое время пришёл Варфоломеев и сообщил, что второй «Аквариум» оказался не «Аквариумом», а «Зоопарком», но теперь он уже достал настоящий «Аквариум» и не одну песню, а целую кассету (то есть сторону кассеты… то есть альбом без последних песен). И это было потрясение. Одиннадцать песен, и из них девять шедевров. Каждая проникала насквозь, от каждой внутри дрожало всё (не от мощи ударных, а от атмосферы и интонации). И мы слушали, и пели, а потом Виталик ходил по туманному Магадану (это не образ, это когда домов не видно на другой стороне улицы) сквозь белую ночь в ворсяной светлой куртке, берете и тёмных очках (в тумане) с «Романтиком» на согнутой руке, а из магнитофона звучало «Пришёл домой и, как всегда, опять один…», «Просто хочешь ты знать, где и что происходит…», «Ноги уносят мои руки и туловище, и голова отправляется следом…», «Время есть, а денег нет и в гости некуда пойти…», «Восьмиклассница…А-а-а-а…»…

Оно и сейчас продолжает звучать (всё-таки то «Кино» – это музыка моей души); но всё-таки тогда, весной 84-го пришёл Варфоломеев и сказал: ребята (мужики? пацаны? – наверное, всё-таки мужики), хотите послушать «Аквариум»? – Да, вроде бы, и так слушаем… – И он поставил нам «Акустику». И всё стало ясно. И остаётся по сей день.

P.S. Костя Розенблюм справедливо поправил, что всё-таки услышали раньше – зимой, а то и осенью. Возможно. Но про Костю отдельная музыкальная история. Летом 84-го он показывал народу гитару, на которой было написано что-то типа «Константину от Андрея Макаревича» (а то и «Косте от Макара» – вот именно в каком-то таком абсолютно противоестественном написании), но этого хватало, чтобы люди потрясались и верили.

коллаж Олега Шакирского